Собирая информацию об истории лесного хозяйства Красногорского района, неизбежно сталкиваешься с проблемой острого дефицита достоверных источников информации. Казалось бы, 83 года — не такой уж большой срок, и прошлое витает где-то в воздухе, передается из уст в уста, став притчей во языцех. Но на деле вышло совсем наоборот: по обрывкам документов на истлевающей бумаге, по старым газетным статьям, по рассказам внуков первопроходцев этих мест несмело вырисовывается картина былых времен. Рассказы старожилов частенько разнятся со скупыми архивными данными, лишенными чувств, эмоций и настроения послереволюционного времени.  Кропотливо сопоставляя воспоминания бабушек и дедушек с сухими фактами, находишь-таки золотую середину, правду жизни, пусть иногда с легким налетом народной фантазии.

ПОЛЯК И БЕЛОРУСЫ — В СИБИРСКОЙ ТАЙГЕ

Сама личность Юлиана Владиславовича Конопко стала не без помощи людской молвы легендарной. Не у каждого населенного пункта основатель — герой Гражданской войны, первый командир автобронеотряда ВЦИК имени Я.М. Свердлова. Кто не знает, это специальное воинское подразделение, охранявшее советских лидеров (В.И. Ленина и его окружение) от внутреннего врага, своего рода правительственный спецназ. «Поляк по национальности и авантюрист по духу» — так охарактеризовали командира историки, добравшись до рассекреченных документов. «Энергичный, предприимчивый человек и талантливый музыкант» — фраза о нем из дневника боевого товарища.  
Конопко  приехал со своей коммуной из бывших партизан и участников Гражданской войны в тогда еще Старобардинский район. Ему уже исполнилось сорок, и он вышел на пенсию. Сидеть без дела бывший командир не мог и, собрав коммуну, отправился на Алтай. Первыми поселенцами стали белорусы Дрозд, Дятел, Коршун, Мороз, Голыня, Буйлов, Песоцкий, Головешко. Что подтолкнуло их, имевших добротные дома и налаженный быт, бросить все и переехать в непроходимую тайгу? Знали ли тогда эти люди, что покидали свою родину навсегда? Точно ответить на эти вопросы, наверное, уже не удастся никому. Говорят, Конопко как заклинание повторял одну фразу: «В Сибири на березах калачи растут». И ему поверили: первыми покорять неизвестную землю отправились мужики-работяги. Близким другом Юлиана Владиславовича стал Семен Данилович Коршун, дорого заплативший за освоение Сибири.
Измученные долгим и изнурительным путешествием, но одухотворенные общей идеей, в 1928 году коммунары принялись за строительство светлого трудового будущего. А уже в 1929-м на небольшой возвышенности появился первый дом для рабочих, срубленный переселенцами с Вятки. И в том же 1929 году коммуна им. Конопко стала вырабатывать смолу, скипидар, древесный уголь, пиломатериалы, штакетник, дрань штукатурную. В то время труд оплачивался по количеству душ в семье, что не способствовало повышению производительности. В итоге коммуну преобразовали в лесопромысловую артель по принципу социализма: от каждого по способностям, каждому по труду.

РАССТРЕЛЯН ИЛИ ЖИВ?

В 1932-1933-х годах в европейской части СССР наступили голодные времена: люди умирали от недоедания, сильного истощения и развивающихся болезней органов пищеварения. Сильнее всего голод выкосил население Украины, Белоруссии, Поволжья. Страх умереть и погубить своих детей и стал, вероятно, главной причиной в решении белорусов основательно перебраться на Алтай. Вслед за мужчинами в сибирскую тайгу отправились их жены и дети. Внучка Семена Коршуна, Нина Ивановна Скрыпник, ныне жительница Усть-Кажи, помнит рассказы своей мамы о том, как поселили их в огромном бараке (теперь на этом месте конюшня — Прим. автора) целыми семьями, спать укладывались штабелями прямо на полу.
Но надеждам на сытую жизнь не удалось оправдаться. Сегодня людям, кто так и не попробовал калачей с берез и чье детство прошло в бараках, уже за 80. Илья Андреевич  Буйлов — один их них, он приехал в нынешнее Фрунзе совсем мальчишкой. И хорошо запомнил первую зиму, когда в хате пять на пять ютились три семьи. Посередине дома стояла железная печь, а вдоль стен сколотили нары. Те, кто спал на верху, мучились от жары, внизу — от холода. Ночью менялись местами каждые два-три часа. Еды не хватало. Вокруг, как полноправная хозяйка,  царила нищета.
В одну из ночей 1930 года Конопко на лошадях увезли незнакомые люди в неизвестном направлении.  Родных у него здесь не было. А рабочие артели боялись поинтересоваться судьбой своего предводителя. Но все они были едины во мнении, что Конопко расстреляли, ведь наступили черные дни сталинско-бериевских репрессий. Шепотом поговаривали, что убили красного командира в лесу недалеко от Бийска. Артель сразу же переименовали  в честь М.В. Фрунзе, революционера, крупного военачальника времен гражданской войны. Мол, подмены никто и не заметит.
Подорванное здоровье ребятишек, адский труд женщин, взваливших на себя огромное хозяйство, работа на износ мужчин — вот те кирпичики, из которых строился социализм, светлое будущее, увиденное далеко не всеми. В 1933 году на лесозаготовках большим деревом насмерть придавило Семена Коршуна. Его жена, дети, родственники и земляки в один миг потеряли кормильца, опору и веру в лучшие времена.
Не стало тех, кому люди поверили и вслед за кем отправились на Алтай. В душе многих затаилась обида на военного начальника. Выходило, что остались люди обманутыми. Закрадывалось сомнение: быть может, и не расстреляли командира? Наверное, бросил он артель на произвол судьбы?

ЛОЖЬ ВО СПАСЕНИЕ

В середине 1930-х годов люди постепенно стали жить заметно лучше, чем в окружающих селах. Работы не боялись: разводили хозяйство, засевали хлебом поля, построили свою мельницу. Артель росла на глазах, пополняясь переселенцами. Открывается детсад-ясли (первое дошкольное детское учреждение в районе. — Прим.автора), построена семилетняя школа, расширяется ассортимент продукции. Особенно пользовались спросом тарная дощечка под сливочное масло, бочки под жиры, кадушки под солонину. Все это добро отправляли в Бийск и даже в Москву. В некоторых документах артель, организованная Конопко, называется совхозом и сообщается, что она гремела на всю страну. По другим свидетельствам, на Алтае дело бывшего командира автобронеотряда не заладилось.  Но старожилы подтверждают, что в те годы поселок расширялся, производство развивалось.
Нина Скрыпник припомнила один интересный разговор со своей теперь уже покойной мамой. Как-то они разговорились о переселении в Сибирь. Многие, по ее словам, обижались на Конопко. Ведь как ни крути, он обманом заставил людей променять родину на чужой край, пообещав сытую и счастливую жизнь. Эта беседа родилась сразу после того, как мама перед выходом на пенсию получила из Белоруссии долгожданную справку о месте и годе своего рождения. Свидетельств о рождении не сохранилось, сообщалось в письме. Все архивы были уничтожены немецко-фашистскими оккупантами во время Второй мировой войны. От деревни, откуда несколько семей переехали на Алтай, ничего не осталось.
— Волею судьбы вышло так, что Конопко, сам того и не подозревая, спас несколько семей от страшных мук войны. И сегодня потомки первых переселенцев не держат зла на командира, — считает Нина Ивановна.

ИСТОРИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Конопко, как удалось узнать благодаря рассекречиванию архивных документов, погиб не в 1930 году, а гораздо позже. Его трагическая смерть случилась через восемь лет после исчезновения из артели. Сначала Юлиан Владиславович оказался на строительстве Беломоро-Байкальского канала, где стал начальником одного из участков стройки социализма, с 1935 года участвовал в строительстве канала Москва-Волга,  а затем был начальником автоотдела Каргопольлага НКВД. Но в скором времени жизнь телохранителя советских вождей оборвалась трагически, так, как и предполагали оставленные им в алтайских лесах люди. Конопко был арестован 8 марта 1938 года за шпионаж в пользу Японии и создание организации по подготовке террористических актов против руководителей партии и правительства. Шпионил он, по утверждению следователей, даже тогда, когда создавал коммуну на Алтае. 17 мая 1938 года Юлиан Конопко был расстрелян как «враг народа» в Москве в Лефортовской тюрьме.
По иронии судьбы поселок, основанный  красным командиром  Конопко, так и остался под вторым названием по имени человека — М. Фрунзе,  — не имеющего прямого отношения к истории  лесхоза.  Фамилия настоящего создателя все больше предается забвению. Анализируя спустя 80 лет его деятельность, приходит осознание того, что после военной карьеры Конопко стал марионеткой в руках советской власти, наделившей себя правом менять судьбы людей на благо будущего коммунизма.
Мы не знаем, каковы были личные чувства красного командира, что творилось в его душе, как он оценивал свою жизнь, стоя у стены перед расстрелом. Бесспорно одно: его дело продолжает жить. Лесное хозяйство рано или поздно должно было возникнуть на берегу Бии, вдоль которой тянется приречный сосновый бор.

Ольга ЛИСИЦА,
фото из архива,
Красногорский район.

P.S. Юлиан Владиславович Конопко был реабилитирован 15 апреля 1971 года как незаконно осужденный и пострадавший от произвола тоталитарного режима.